Я всегда был склонен к артистизму. Помню, в школе, классе в пятом, для какого-то советского праздника нужно было приготовить номера, посвященные - каждый - какой-то союзной республике. Мне досталась Казахская ССР. Я придумал и исполнил пантомиму "Приготовление кумыса". Там было все прилично, никакого черного юмора или шуток в стиле нынешних "Камеди Клаб". Времена такие были - целомудренные. Зрители хлопали в ладоши, я был несказанно горд собой.
Когда я учился в военном училище, на четвертом курсе, чтобы пойти в "суточное" увольнение на Новый Год, пришлось собирать группу единомышленников для участия в общеучилищном конкурсе художественной самодеятельности. Участники команд-победителей поощрялись праздничным "увалом". Ко мне на праздник приехала девушка из Обнинска, других вариантов вырваться из "системы" не было - такой лафы удостаивались исключительно всякие отличники и активисты (к коим я никогда не относился), курсанты из местных и "женатики".
Сценарий для сценки я написал в стиле боевика, где по сюжету курсант летит домой в отпуск на пассажирском самолете, который захватывают террористы. Ну, а, нашему герою, благодаря полученным в альма матер знаниям (в этом присутствовал такой тонкий стеб), удается их обезвредить и даже благополучно посадить самолет.
Позже этот сюжет был сворован и реализован с незначительными изменениями различными голливудскими сценаристами, но я на них не в обиде, ведь главная цель была достигнута - мы заняли второе место (на первом оказался хитрожопый третьекурсник, исполнивший соло под гитару на трех аккордах какую-то сильно патриотическую песню) и пошли на праздник в город. В увале я сотоварищи свински напился, забыв про приехавшую подругу.
Кстати, это был мой первый Новый год в училище, когда я не попал в наряд - тоже за особую "примерность". На первом курсе праздник я встречал в наряде по кухне. На втором - курсовым (ротным) дневальным, на третьем - дежурным на КПП, центральной проходной училища. В последнем случае было забавно встречать возвращающихся из того самого волшебного суточного новогоднего увольнения. КПП представлял собой небольшой зал, по центру которого стояла наполовину застекленная будка, справа и слева от которой располагались турникеты. За будкой были двери - вход на территорию училища. Как правило, открывался один турникет и какая-то из дверей. В этот раз открытым оставили правый турникет и дверь с левой стороны.
Как дежурный, я стоял у турникета и проверял увольнительные, которые протягивали подрагивающими руками возвращающиеся из увольнения, мутно поглядывая на меня красными от недосыпа и выпитого глазами. После того, как они миновали меня, турникет и заворачивали влево за кабинку к двери - слышался глухой удар: практически каждый не вписывался в этот сложный поворот и ударялся плечом о дверной косяк. Но отрезок перед КПП и до турникета все проходили по струнке - выправку не пропьешь!
Следующий мой сценический экспириенс случился, когда я уже, окончив училище, служил в полку на Дальнем Востоке. Моя веселая знакомая по офицерской гостинице, музыкальный работник из гарнизонного Дома офицеров предложила поучаствовать в праздничном концерте, посвященном Международному женскому дню. Почему бы и нет? - подумал я. Дурацкий текст, предложенный музыкантшей - юмореску, напечатанную и рекомендованную в каком-то военном воспитательном журнале, я забраковал. И вдохновенно написал свой текст.
В то время (87-88 годы) набирали популярность монологи Михаила Задорнова. В нашей-то военной "деревне" про него мало кто слышал, но я ведь перед этим был в отпуске дома, "на западе", откуда и привез аудиокассету с записью его концерта.
Понятно, что свой монолог я написал в задорновском стиле, на тему тяжкой доли офицерских жен. Текст был прочтен и с энтузиазмом одобрен главным массовиком-затейником (не помню я, как на самом деле ее должность называлась) - женой одного из полковых начальников. И на 8 марта я выступил со своим, извиняюсь за выражением, стендапом. Успех был потрясающий, я стал кумиром всех женщин гарнизона! А, кроме того, отныне меня ждал только зеленый свет в любой службе полка - продовольственной, финансовой, вещевой, где на различных должностях работали эти замечательные женщины - жены местных командиров разного уровня - ну такая вот добрая гарнизонная традиция.
Мой триумф длился не долго - ровно до моего следующего выступления в праздничном концерте на 9 мая. На этот раз участвовать в нем меня пригласил сам начальник клуба.
Я не помню, чем я вдохновился, написав монолог про шпионов. Нет, там снова были шуточки, основанные на местных реалиях, но где-то в середине я решил как-то поднять планку и пошутить уже так, серьезно. Мне хотелось фурора. Товарищ Сталин назвал бы это, посасывая мундштук трубки, головокружением от успехов (правда, Лаврентий?)
В этот раз текст мой уже никто не проверял, мне доверяли. Это была их ошибка.
Итак - День Победы. Торжественное построение полка, поздравление командования, прохождение парадным маршем. От всего этого я был освобожден по ходатайству замполита полка. Артисту ведь надо подготовиться! И в 15 часов начался концерт в Доме офицеров.
Небольшая торжественная часть, поздравления от командира полка и его замов жителям гарнизона. После чего командование удаляется в банкетный зал за неофициальной частью, а народ остается вкушать зрелища.
Публика очень радушная, такой Праздник, а, кроме того, в обед все уже успели немного - в пределах приличия - принять "на грудь". Хорошо!
Исполняются различные номера, мне выступать где-то в середине, я в который раз повторяю за кулисами свой текст. И вот ведущая вызывает меня, зал, памятуя мою былую искрометность, встречает одобрительным аплодисментами. И я начинаю жечь. Шуточки проходят на ура, зрители добродушно похохатывают. И тут - тот самый момент моего предполагаемого триумфа - я говорю примерно такие слова, дескать, в последнее время возникает такое впечатление, что эти самые шпионы засели где-то в правительстве страны и за свою деятельность по ее развалу получают от своего заокеанского руководства очередные звания и награды.
Никто не засмеялся. Более того - наступила какая-то отчетливая тишина. Это не было таким приглушенным гулом невнимания, когда сидящим в зале не особо интересно, что происходит на сцене и они о чем-то вполголоса переговариваются между собой, ожидая окончания номера, чтобы наградить артиста вежливыми аплодисментами. Нет. Это была жуткая, звенящая тишина. Как будто зрители даже перестали дышать. Я вспотел всем телом и заученно продолжал докладывать текст, всем своим мужеством удерживаясь от острейшего желания - убежать со сцены. Еще я мечтал, чтобы у меня вдруг случился инфаркт, но я был молодой, 23-летний лейтенант, тренированный училищем и не на такие нагрузки. А имитировать приступ я как-то постеснялся.
В финале монолога у меня прозвучали, падая в зал увесистыми булыжниками, даже - глыбами, какие-то вообще невеселые слова про танки, которые давят людей - когда писал текст, я добавил это, чтобы немного пригасить то веселье, которое, как я рассчитывал, будет плескаться по залу после моих острот. Понятно, что в реальной ситуации радости это ну совсем не прибавило. Тишина превратилась в вакуум. Я до сих пор горжусь тем, что дочитал все, до последнего предложения.
Мотнул головой и пошел со сцены, стараясь, чтобы дрожание ног было не очень заметно. По залу прошелестел какой-то облегченный вздох, даже раздались редкие хлопки.
За кулисами я увидел начальника клуба и массовичку, они как-то боязливо смотрели на меня, будто опасаясь, что я встану сейчас на четвереньки и покусаю их.
Дико хотелось затянуться сигаретой, я вышел на площадку лестницы черного хода, где была курилка. Там стоял слегка покачиваясь, в расстегнутом кителе замкомполка по ИАС, видимо вышедший на перекур из банкетного зала. "Разрешите, т-щ майор? - спросил я в соответствии с Уставом. Тот махнул рукой.
"Ты чего грустный такой, Т...в? - спросил он и подошел поближе. Я понял, что зам уже сильно пьян. - Праздник же!"
"Да вот, - неожиданно для себя пожаловался я, - неудачно выступил на концерте."
"А что за номер был?" - заинтересовался мой собеседник.
У меня немного отлегло - хоть начальство не в курсе: "Монолог. Юмористический."
"А ты вот в таком виде выступал?" - неожиданно спросил майор, затягиваясь.
"Ну, да, а в каком же еще?"
На мне была синяя парадная форма. На заме, впрочем такая же.
"Ну, вот смотри, - начал объяснять он, - выходишь ты на сцену, весь такой в парадке, в погонах, с медалью, - я к тому времени обзавелся первой своей наградой - юбилейной медалью вооруженных сил, - ну какой тут юмор? - недоуменно развел он руками. - Тебе надо было по гражданке выступать."
"Ладно, не грусти! - майор хлопнул меня по плечу и пьяно-добро улыбнулся - С праздником!
"И Вас так же! В смысле - служу Советскому Союзу!" Зам опять махнул рукой и ушел праздновать дальше. Я грустно побрел в офицерскую гостиницу, где был вынужден напиться.
Больше меня выступать не приглашали. Правда и репрессий не было - в стране уже вовсю шла Перестройка.
Самое интересное - через каких-то полгода с экранов телевизоров зазвучали такие слова, что мои шуточки про шпионов по сравнению с ними были не более, чем неловкой лестью! Как-то очень резко все изменилось. Помню, я тогда еще вспомнил "Обитаемый остров", прочитанный мною в школьные годы в каком-то "толстом" журнале, кажется "Неве" и я подумал про башни Саркаша. Странным образом этот всплеск ненависти к власти совпал с отключением "глушилок" - может, и они использовались не только против "вражьих голосов"?