Байка: 13 прыжок

Подавляющее большинство военных лётчиков и прочих бортовых специалистов транспортной авиации не любит прыгать с парашютом. Мотивировки самые разные. Их можно перечислять долго, но факт остаётся фактом – не любят летчики прыгать, ну не любят. Но прыгать приходится, причём не менее двух раз в год.

Было время, когда на прыжки я готов был бежать в любое время дня и ночи. Я научился укладывать парашют Д-1-5у серии 6 с определяющим его сущность названием «дуб». Я мог с закрытыми глазами уложить «дуб» на стягивание чехла, на расчековку ранца и на ручное раскрытие. Я не пропускал ни одной смены прыжков. Дошло до того, что, выходя из автобуса, я пытался отработать выход из вертолёта. И всё было прекрасно, до поры…

Злую шутку со мной сыграла моя неуёмность – на очередную смену я уложил себе два «дуба», но при погрузке перед выездом на старт обнаружил «бесхозный» парашют и решил, что мне он нужнее, чем кому-либо. Ничто не предвещало неприятностей. Первый и второй прыжки прошли с удовольствием: синее небо, жаворонки в вышине, душа поёт! Третий прыжок начался нормально: взлетели, набрали 800 метров, вышли на курс выброски, хлопок по плечу, шаг вперёд, и пол ушёл из-под ног. Вот тут всё и случилось. Почувствовал неладное я после того, как пролетел мимо всех тех, с кем был в одной серии. Выходил-то я крайним как самый лёгкий и должен был быть выше всех! Попытался поднять голову и не смог. Ладонью упёрся в лоб, приподнял голову и обнаружил, что стропы перекрутились, а сам купол имеет форму не очень большого кома. Страха не было, скорее удивление: супернадёжный «дуб» отказал! Помню, что ощущение было такое, как будто всё происходит не со мной. А чего стоили физиономии оставшихся на борту, торчащие одна над другой из двери вертолёта. Я даже развеселился. При этом мои руки действовали помимо сознания: левая обняла запасной парашют, а правая попыталась выдернуть кольцо. С первой попытки кольцо запаски выдернуть не удалось. Тогда левая рука бросилась на помощь правой, и общими усилиями они кольцо выдернули. После чего левая проворно подхватила вывалившийся купол, а правая отбросила ненужное теперь кольцо в сторону. Тут я заметил, что меня начало крутить по часовой стрелке. Руки бросили купол вверх-вперёд в сторону вращения. Вместо того чтобы наполниться, запаска тряпкой упала вниз. Представляете картинку в пастельных тонах: тряпка сверху, тряпка снизу, а между ними – я, достаточно быстро летящий к земле? Пока я вспоминал инструкцию по действиям в нештатных ситуациях, мои руки, быстро перебирая стропы, подтянули купол, собрали его комом и повторно метнули под 45 вверх. Бесполезно! Запаска опять начала тряпицей падать вниз. И когда руки совсем уже собрались тянуть стропы, купол завис на уровне лица, поболтался на месте и нехотя пополз вверх. Когда запасной парашют наполнился, душа моя возликовала. В этот момент рядом раздался голос: «Ты меня слышишь?» Почему-то вспомнился заяц из «Ну, погоди!» Со словами: «Да слышу, слышу!» – замечаю справа движение. Оказывается, видя моё сложное положение, следом из вертолёта прыгнул парашютист-спасатель Слава Востриков. Он раскрылся примерно на моей высоте и, пока я корячился с запаской, кружил возле меня, оценивая ситуацию. Надо заметить, что у Славы на тот момент было что-то около 10.000 прыжков. Прыгал он на парашюте собственной конструкции и изготовления. Покрутившись вокруг меня и видя, что уже всё в порядке, Слава с криком: «Ты – молодец! Я пошёл!» – закрутил «запятую» и действительно пошёл снижаться. В этот момент основной купол провис у меня за спиной, в нём произошло какое-то таинственное шевеление, и купол наполнился. Приехали, что называется. Лечу по небу на двух куполах как на «Жигулях» – так же плавно и так же неуправляемо. Земля оказалась гораздо ближе, чем я полагал. Со старта что-то невнятно орали в мегафон, но мне было всё равно…

Иллюстрация Артема Попова

Шлёпнулся я как лягушка на асфальт – купол спереди, купол сзади, я лежу на такой мягкой, тёплой, пахнущей свежим сеном земле, раскинув руки в стороны и глядя в небо ошалевшими глазами. Лежал я, правда, недолго. Поднялся на ноги и начал размахивать руками в сторону старта, дескать, всё нормально. И тут ко мне подлетел санитарный УАЗик, из которого вылез, белый как мел, солдатик. Представляете, что он услышал? Это была самая длинная нецензурная тирада в моей жизни.

Потом были поздравления со вторым днём рождения, подколки по поводу посадки на двух куполах. И, естественно, безапелляционное требование проставиться. Пришлось приволочь господина «Rasputin», который один раз сверху, один раз – снизу. Потом я пил. Пил со всеми. Пил со Славой, пил со спасателями, пил с будущими космонавтами, у которых на нашей базе были сборы. Когда кончился мой « Rasputin», кто-то принёс ещё… Потом два пьяных инструктора учили меня укладывать запасной парашют З-3. Раз, примерно, на пятый я его-таки уложил. Выпили за то, что бы больше не пришлось укладывать запаску… В общем, когда пришёл страх от осознания случившегося, я был настолько пьян, что потерял себя во времени и в пространстве…

После этого случая я ещё отпрыгал две смены, потом был перерыв в два года: так получалось, что когда все прыгали, я был в командировках. А потом на очередном прыжке парашют, раскрываясь, начал меня крутить, цепляться стропами за руки. Угадайте с одного раза: что я сказал начальнику ПДС [1] после посадки?

Теперь я не прыгаю – освобождён, остеохондроз, знаете ли. И ни секунды не жалею. Хотя…

А.Н.